Уже шестой год подряд 4 ноября в России отмечают День народного единства. Долгое время на Руси этот день отмечался как государственный праздник в честь дня освобождения Москвы от поляков в 1612 году – День Казанской иконы Божией Матери. Вся страна прославляла образ Богородицы, которая явила свое чудесное заступничество за Русь во время Смутного времени. Но в СССР отменили эту традицию, и появился новый праздник ноября – День Великой Октябрьской социалистической революции. Чуть позже, уже в постперестроечной России, 7 ноября (25 октября по старому стилю) назвали днем октябрьского переворота. Две даты, две смуты, две истории, два государства, если хотите.

Строки из мемуаров смоленского старожила: «Наступил 1917 год, жизнь не улучшалась, а разруха в городе росла. Как-то в первой половине марта отец пришел с работы и сказал, что царь Николай II отрекся от престола… Сегодня у нас в Смоленске будут освобождать политических заключенных и разгонять полицию». Город в те времена был полон разных слухов. Рушилось старое восприятие жизни, но не всем казалось, что новое будет лучше.
Читаем дальше. «Главный корпус тюрьмы перестал быть тюрьмой. Здесь со дня освобождения разместились политзаключенные всех партий, их в то время было много: большевики, меньшевики, эсеры, анархисты. Все они считали себя правящими, вернее, желали править». Все материалы о событиях 1917 года находятся в открытых источниках, поэтому нет надобности живописать то, о чем упоминалось неоднократно. Историки практически досконально изучили причины и следствия глобальных событий, ставших толчком к созданию нового государства. Но в омуте политических интриг и кровавых стычек порой очень трудно заметить жизнь и чаяния «маленьких людей». А ведь именно для их счастья, если верить лозунгам, совершались и совершаются многие события.
«Осенью я пошел учиться в первый класс реального училища. Соседка сделала мне шинель из отцовской, мать на толчке купила за какую-то мизерную цену поношенные брюки гимназиста и старую гимнастерку, перешила пуговицы, – будь здоров, новоявленный реалист». Вот так в 1917-м отправляли учиться одного из сыновей служащего почтовой конторы. Сам служащий работал с шести утра до двенадцати ночи, имея один выходной в две недели. Так жило большинство населения тогдашнего Смоленска. «В самых последних числах октября (по старому стилю. – Авт.) в Смоленск нахлынули казаки. Они расположились в Солдатской слободе, во дворе пожарной части, на Блонье, у памятника Глинке… Среди них был важный генерал, нам сказали, что он из комитета по спасению Родины… Нам сказали, что занятий не будет, чтобы мы шли по домам, потому что будут стрелять. Подходя к дому, я увидел вспышки из окон тюрьмы и понял, что это бьют пулеметы… Потом мы, мальчишки, ходили вместе с рабочими по дворам Солдатской слободы и помогали ловить казаков. Пойманного разоружали и отпускали на все четыре стороны». Вот так эти события описывали рядовые смоляне, те, кто затем вступил в ряды ЧОН (частей особого назначения), участвовали в Гражданской войне, строили Смоленск, ставший на какое-то время административным центром Западной области, прошли через мясорубку репрессий, защищали свой город в годы Великой Отечественной, затем заново восстанавливали родной город. Для этого поколения 7 ноября – особый день. Можно по-разному относиться к этой дате. Но это история жизни нескольких поколений, история страшного, интересного и неоднозначного периода нашей страны.
Осенью 1609 года к Смоленску подошли войска короля Сигизмунда III.
В этой разношерстной армии было, по разным источникам, более тридцати тысяч солдат. Под стенами нашего города собрались представители разных народов, в основном любители легкой наживы. В штурме Смоленска принимал участие и десятитысячный отряд казаков. Город обороняли «900 дворян и детей боярских, 500 стрельцов и пушкарей, 2500 посадских людей и 1500 «даточных людей», то есть уездных крестьян». Авраамиевская башня Смоленской крепостной стены – место первого штурма Смоленска. Враг подошел к воротам и приставил к ним «болваны медные, начиненные порохом». Взрыв разворотил дубовые ворота, но защитники Смоленска встретили частой стрельбой ринувшуюся на штурм польскую пехоту. Уже утром следующего дня ворота были построены заново. Взять город с наскока войскам Речи Посполитой не удалось. Началась двадцатимесячная осада крепости. С незапамятных времен противоборствующие стороны не полагались исключительно на силу оружия.
«Русские, в особенности из простонародья, в рабстве своем и под тяжким ярмом из любви к властителю своему могут многое перетерпеть и перестрадать, но если при этом мера оказывается превзойденною, то про них можно сказать patientia saepe laesta fit tandem furor (когда часто испытывают терпение, то в конце концов случается бешенство). В таких случаях дело кончается опасным мятежом, причем опасность обращается не столько против главы государства, сколько против низших властей, особенно если жители испытывают сильные притеснения со стороны своих сограждан и не находят у них защиты». Эти строки написал Адам Олеарий в своем труде «Описание путешествия в Московию». И хотя книга появилась несколько десятилетий спустя после осады Смоленска, в 30–40-х годах XVII века, можно предположить, что эта особенность национального характера всегда была хорошо известна противнику. Информационная война велась параллельно с физическим уничтожением. В Смоленске начали появляться так называемые «подметные письма», в которых сообщалось, что Москва пала и сопротивление смолян бесполезно. На часть осажденных такие новости действовали угнетающе. Ситуацию осложняло то, что в Смоленске заканчивалось продовольствие. Порядок в обес-кровленном войске воевода Шеин наводил «железом и кровью».
До наших дней дошло содержание грамот пат-риарха Гермогена, в которых Смоленск назывался «крепкостоятельным городом». Все завершилось в начале июня 1611 года. Перебежчики указали нападавшим слабые места в крепостной стене. Защитников города оставалось около четырехсот человек. Воевода Шеин с семьей был взят в плен в Коломенской башне (это участок крепостной стены в Центральном парке, недалеко от улицы Бакунина). Для нашего города началась так называемая «польская эпоха», которая длилась несколько десятилетий. 4 ноября 1612 года, когда народное ополчение с иконой Казанской Божией Матери изгнало интервентов из Кремля, Смоленск был уже в составе Речи Посполитой.
События «бунташного» XVII века можно оценивать с позиций современности по-разному. Была героическая оборона Смоленска – но было и предательство тогдашней «престольной» власти. Было народное ополчение, куда, кстати, вошли смоленские дворяне, – но известны факты, когда крестьяне, спасаясь от боярских и царских «милостей», попросту бежали с семьями на запад, а правительственные отряды, курсировавшие в приграничной полосе, отлавливали беглецов. Но с 4 ноября можно начать отсчет становления новой государственности в России. И роль Смоленска в этом становлении сложно переоценить. Две даты находятся рядом. Одна из них ушла в прошлое, другая возродилась из далекого прошлого и приобрела особый смысл в настоящем. Четыреста лет назад россияне одержали победу благодаря исключительным усилиям и вере в себя. Но в этом году и день 7 ноября приобретает особое значение: ровно семьдесят лет назад состоялся парад на Красной площади в Москве. Фашисты были уже в нескольких десятках километров от столицы, а наши полки проходили торжественным маршем по Красной площади. Вопреки традиции Сталин произнес речь перед войсками: «Пусть вдохновляет вас в этой войне мужественный облик наших великих предков – Александ-ра Невского, Дмитрия Донского, Кузьмы Минина, Дмитрия Пожарского, Александра Суворова, Михаила Кутузова». Прямо с Красной площади многие подразделения отправлялись на фронт. Этот парад приравнивался по силе воздействия к важнейшей военной операции. Он показал, что боевой дух армии не сломлен.
И это тоже наша великая история.