Кризис в российской экономике нельзя отождествлять исключительно с санкциями, считает директор НИУ ВШЭ в Петербурге Сергей Кадочников. Геополитика была лишь одной, но далеко не основной причиной трудных времен. Российская экономика сегодня находится в состоянии сразу нескольких кризисов.
— Год назад, после того как в отношении России в связи с украинскими событиями 2014 года были введены санкции, все заговорили о кризисе. Не могли бы вы подвеcти итог этому году?
— Мы находимся в ситуации нескольких кризисов. Эти кризисы связаны с разными обстоятельствами. Санкции — только один из сюжетов.
Главная проблема состоит в том, что российская экономика после кризиса 2008-2009 годов стала развиваться не так, как в «нулевых», после кризиса 1998-1999. Всплеск экономической активности, который можно было наблюдать в 2010-2011, не имел продолжения. Затухание темпов экономического роста началось с 1 квартала 2014, в по итогам 2013 рост ВВП замедлился до 1,3%. Этот показатель стал охлаждающим душем. Это не те 7-8%, которые были в 2000-х.
Считалось, что страны развитого мира, которые и были источниками кризиса 2008-2009 годов, должны были уступить дорогу новым развивающимся экономикам, которые росли очень быстро. То есть проблемы должны были нарастать у США и стран еврозоны. Но сегодня мы видим обратную ситуацию. Та же экономика Соединенных Штатов укрепляется.
— В чем это выражается?
— Характерный пример укрепления — бюджетный дефицит. В послекризисном 2011 году у США он составлял 8,5% к ВВП. Это сумасшедшая цифра. Штаты, конечно, печатают деньги для всего мира, но бюджетный дефицит и американцам грозит теми же самыми последствиями, что и любой другой стране. Его надо сокращать, урезать зарплаты, а иначе случится инфляция. Но по итогам 2014 года бюджетный дефицит США составил уже 2,8%, а по итогам 2015 прогнозируется на уровне 3,2%. То есть они справились с этой проблемой.
Кроме этого, в США из-за сокращения госрасходов ожидался существенный рост безработицы. Но она держится на уровне 5,8%. Этот показатель нельзя назвать проблемой.
В ЕС, конечно, есть проблемы. Но почитайте сводки новостей годичной давности. Говорилось о том, что в Греции и Португалии все рушится. Заявлялось о развале еврозоны. Но ничего подобного не происходит, хотя проблемы есть. В основных странах зоны — Германии и Франции — рост 1-2%, да и греки как-то выруливают.
У стран, которые принято причислять к развивающимся, а Россия находится в их ряду, далеко не все так благополучно. При этом в России зафиксировано самое тяжелое падение валютного курса.
— Получается, кто нынешний кризис не связан исключительно с геополитикой, санкциями?
— Да. Мы столкнулись с ситуацией, когда прежняя модель российской экономики перестала давать результаты. То есть те $100 за баррель, которые были в 2012-2013, так и не смогли привести к экономическому росту в 8%, который был раньше.
То есть Россия оказалась в ситуации, когда необходимо искать новые источники роста, думать об инвестициях, об экспортном развитии, которое не связано с сырьевыми товарами. В широком смысле надо думать о росте эффективности, т. к. производительность труда у нас хронически отстает из-за трудовых издержек.
— А где надо было искать эти точки роста?
— Центральный пункт — это дерегулирование экономики и содействие развитию среднего бизнеса. В России засилье крупных компаний. Это предприятия с большой долей государственной собственности или компании, которые в значительной степени зависят от государства через систему закупок и заказов.
Малый бизнес не может быть локомотивом для экономического роста. Он призван обеспечить локальную занятость. Это бизнес с очень низкой производительностью.
Другое дело средний бизнес. Это бизнес, который сделал себя сам, он ищет новые рынки, растет достаточно высокими темпами. Это компании, которые не связаны с ресурсной экономикой, не связаны с государством. Они самостоятельно находят незаполненные рыночные ниши, пытаются конкурировать с импортом. Это не те компании, которые сделали свой бизнес на отечественных недрах. В этом смысле средний бизнес — это самая здоровая часть экономики. Содействие его развитию является первоочередной задачей. Но надо понимать, что именно средний бизнес чутче всего реагирует на прозрачность экономических условий. Он не может развиваться, если в суде невозможно оспорить неправомерные действия государственного органа или конкурента.
Поэтому и надо дерегулировать экономику, то есть сокращать государственную долю и наращивать частную. Права собственности не должны ущемляться, как это было, например, в случаях ЮКОСа и «Башнефти». А крупный бизнес сможет договориться с властью и при деспотизме, и при демократии. Он всегда на виду.
— Если вернуться к тому, что кризис был неизбежен…
Получилось так, что в 2014 году к начинающимся структурным проблемам добавились еще две. Первая связана с Украиной.
У украинской проблемы есть несколько составляющих. Главная — резкое сокращение доступа к финансовым ресурсам и увеличение оттока капитала из страны. Санкции ведь вводились поэтапно. В середине марта 2014 года, появились персональные санкции. В июле — отраслевые, в отношении российского нефтегазового сектора. Это важные составляющие, но не главные
А вот после этого последовали вторые секторальные санкции, которые касались ограничения доступа к финансам. Доступ к кредитам со стороны западных банков был ограничен тремя месяцами, а потом одним. По итогам 2014 года объем вновь полученных за год внешних кредитов у нас сократился ровно в четыре раза в сравнении с 2013 годом.
В сентябре же начались ужесточение просто по самым разным линиям. Ощущение неопределенности усилилось. С российскими компаниями стали бояться работать. Наши банкиры поехали за деньгами на восток. Но и там на россиян смотрели с опаской. Осенью 2014 года были прерваны многие сделки, остановлены многие инвестпроекты. Для всех это было совершенной неожиданностью.
— При этом вниз пошли цены на углеводороды.
— Это как раз второй сюжет. Надо учитывать, что резкое изменение цен на нефть затронуло не только Россию, но и другие страны. Проблема здесь заключается в неопределенности. Абсолютно неясно, как долго продлится период низких цен. В истории были примеры, когда они держались почти десятилетие.
Падение цен на нефть привело к бюджетным проблемам. Наш федеральный бюджет на 50% формируется в зависимости от налогового обложения на нефтегазовые доходы. Падение цен на нефть вместе с оттоком капитала и стало причиной сильнейшего падения российской валюты. Это феномен двух явлений, двух кризисов.
После этого последовала чрезвычайно тяжелая осень. Неопределенность в экономической политике выросла на порядок. В сентябре Центробанк объявил о переходе на плавающий валютный курс. Это заявление стало шоком для многих экономических агентов. Начался период колебаний. Никто не понимал, а нужна валюта или нет, по какой цене ее стоит продавать. Начались спекуляции. Пик неопределенности, недоверия пришелся на 16 декабря, когда за евро стали давать 100 рублей. Причиной «черного вторника» стало не то, что в этот день как-то по-особенному упала нефть или капитал стал покидать страну быстрее, а именно недоверие.
Операторы рынка узнали, что Центробанк финансирует облигационный займ «Роснефти» на сумасшедшую сумму, а именно 625 млрд рублей. В реальности эти деньги на рынок не попали. Но возможность финансирования потребностей крупных государственных компаний по их желанию была воспринята как сигнал к резкому нарастанию инфляции. То есть печатанию денег и выбрасыванию их на рынок. Это говорит о том, что градус недоверия к тому, что делала власть и, в частности, Центробанк, был очень велик. То есть цена национальной валюты зависит не только от фундаментальных факторов, связанных с торговыми балансами, движением капитала, ценами на основные экспортные ресурсы, но и от атмосферы доверия в обществе, в экономике. Последний фактор оказывается первым по значимости в условиях экономической неопределенности и надвигающегося кризиса.
В итоге мы имеем резкое замедление экономического роста. В 2014 году он составил 0,6%. Но не надо все представлять себе в темных тонах. Экономика просела, но в разной степени. Упали оптовая торговля, строительство. В промышленности же экономический спад не очень виден. Есть рост в сельском хозяйстве и розничной торговле.
Важный момент, которого не было в предыдущий кризис — с января 2015 года в России стала падать заработная плата. В 2008-2009 годах подобного не было. В те годы правительство «заливало» деньгами и предприятия, и людей. Выдавались пособия по безработице, пособия в связи с сокращенным рабочим днем, пособия на переподготовку и переобучение, пособия по программе поддержки малого и среднего бизнеса. Крупные компании получали большой объем финансирования по линии госзаказа. Сегодня же мы видим сокращение доходов населения, а также отсутствие поддержки со стороны государства.
Кроме этого, есть ощущение, что экономические трудности продлятся еще продолжительное время. Имеет место глобальный консенсус, что этот кризис не на год.
— Можно ли в происходящем найти положительные моменты, есть ли отдельные «светлые пятна»?
— Во-первых, наш государственный долг не является большим. Более того, этот внешний долг стремительно сокращается. Если на начало 2014 года он равнялся $730 млрд, то теперь уже $560 млрд. Часть капитала, который ушел за границу, составляли платежи по кредитам. В этом смысле мы сократили свою уязвимость как заемщик.
Во-вторых, в кризис 2008-2009 международные резервы России упали на 40%. Сегодня они тоже сокращаются, но не более чем на 25%. Это говорит об определенной макроэкономической устойчивости. То есть мы можем рассуждать, как эти резервные деньги использовать, а использовать их придется потому, что в 2015 году дефицит бюджета прогнозируется на уровне 2,7-2,8%.
В-третьих, новая цена национальной валюты приводит к более низким издержкам производства в стране, которые выражены в иностранной валюте. Издержки упали примерно на 30%. То есть, продавая свои товары за границу по той же цене, мы можем получать за них существенно больше рублей, тем самым увеличивать рентабельность своих экспортных сделок.
Можно говорить и об импортозамещении как о светлом пятне. В связи с удешевлением национальной валюты импорт становится все более дорогим. Это значит, что российский товар на национальном рынке становится все более конкурентоспособным. Импортозамещение начинает реально себя проявлять в двух отраслях: металлургии и сельском хозяйстве.
Но всерьез рассчитывать на рост нашего импортозамещения в краткосрочной перспективе нельзя. Для этого необходимы две предпосылки. Во-первых, нужно иметь свободные производственные мощности, а их нет. Во-вторых, необходима собственно рабочая сила. Но миграционный поток сократился. Раньше приезжий получал в России «дорогой рубль», который теперь сильно подешевел. В экономику с дешевой валютой новые рабочие руки идут очень неохотно. Можно сказать, что сложности с импортозамещением у нас будут еще в горизонте двух лет.
Иллюстрация к статье: